Елена П.   18 июля 2009, 19:02  ::

Продолжение:
Говоря о Зыкиной, мы не можем не вспомнить любимых и популярных певиц русского жанра. Вспомним Ольгу Ковалёву, которая одной из первых вернула народу песню в её подлинном, неискажённом виде. Мягкий, застенчивый, женственный тембр голоса Ольги Ковалёвой волновал широкие массы людей.
Вспомним озорной, знобящий, как ветер Волги, голос Руслановой, её кокетливые, игривые нотки, редкостное мастерство одни только словом «уморёхнулася» создать образ героини в песне « Я на горку шла».
Голос Зыкиной как бы соединяет в себе мягкость Ковалёвой и задорную удаль Руслановой.
Голос Зыкиной убедителен и в низких нотах, когда спокойно «садится на грудь», он красив и состоятелен, когда мелодия, подобно жаворонку, залетает в высоту.Верхние ноты в голосе Зыкиной имеют необычайно лёгкий полёт, они как бы истаивают на лету.
Голос Зыкиной создан самой природой для русской песни.
Зыкина – это прежде всего русская песня.
Не хор, не народ, а одна она, со своим голосом, со своим талантом. Взяла ли Людмила Георгиевна, от тех певиц, о которых я вспомнил? Конечно, взяла! Её исток здесь, песенный её колодец у околицы, где не переводится родниковая вода и свежесть, куда постоянно идут люди, чтобы черпать и пить.
Вот почему, слушая Зыкину, каждый рисует себе свою Россию, свою Родину.
Кому видится свежесрубленная вологодская изба, наполненная щебетом молодых голосов, смехом весёлых мастериц, под руками которых возникают кружева со сказочными чудо-птицами и чудо-цветами.
Кому видится степь оренбургская, а по ней когда-то Пушкин ехал, Александр свет Сергеевич, и, глядя на высокие перистые облака, слагал в дорожной кибитке свои бессмертные строки и отважно думал о Пугачёве, о крестьянском восстании.
Для кого от широкого зыкинского распева и бодрящей, целительной грусти разольётся Волга где-нибудь под Саратовом, забасят шаляпинскоим басом пароходы и заиграют мускулы под спокойной рубашкой волгаря, умеющего трудиться.
Да разве перечтёшь Родину во всех подробностях, тем более, что каждый человек носит в себе свою Родину, свои три берёзки у крыльца или прядь ковыля придорожного, волнуемого лёгким дуновением ветерка, призывный рожок пастуха на коровьем реву.
Знала ли Зыкина, что в море людском, в волнах горячих. признательных рукоплесканий бились и пожилые рабочие ладони, и успокоенное мудростью, но не остывшее сердце?
Знала!
Каждый истинный талант по-моцартовски щедр и отзывчив к простым сердцам, а Зыкина это знает ещё и потому, что её музыкальность образовывалась смолоду на людях, в цехе токарном, где она имела разряд и работала как мастер, в госпиталях, куда заходила она без путёвок филармонии, по велению сердца, чтобы помочь людям.
Кто может проследить мгновение, когда рождается талант? Кто может заметить, как распускается тугой бутон цветка, ослепляя мир безукоризненной чистотой? Великий Кольцов запел свои стихи под чумацкими возами в тёплую южную ночь от избытка сил души и желания высказать свою любовь к жизни. Только потом мы узнали всё это. Самое большое чудо было тогда, когда его душа стала раскрываться своей самобытностью и первородностью таланта.
Когда такое рождение случилось с Зыкиной? Может ли она ответить нам на это? Не просмотрела ли она свою первую песню, свой первый выход в люди?
У нас ведь все поют! Даже не обладающие слухом люди не прочь, находясь в компании, вставить свой поперечный голос в песенное застолье и даже выделиться не умением, так старанием!
Этот вопрос ждёт ответа.
« предыдущее . следующее »