Юрий Бардадым   24 августа 2010, 22:14  ::

Ю. Бардадым с. Шевченково, Украина

Для тех, кто сотни нес молитвенных свечей,
Кто в силу ее песни свято верит…

Предлагаю свои раздумья, навеянные песнями Людмилы Георгиевны Зыкиной. Давно написанные, выстраданные сердцем, они так и не увидели свет из-за моей боязни и нерешительности.
И только в память о любимой певице, которую я просто боготворю и обожаю на протяжении 45 лет, отважился на этот шаг.

Ее песня – жизнь моя

У каждой песни – своя судьба. Одна, согретая теплом певца, исходящим из его трепетной груди, живет долгие годы, доставляя радость людям, другая же, исполненная тщательно по нотам, но равнодушно, с прохладцей, обречена в лучшем случае на короткую жизнь и уходит в забытье. Она, как метеорит, ярко пронесется по песенному небосклону, лишь на мгновение озарит все вокруг и тут же погаснет. Песня – это дитя композитора, рожденное в муках творчества, и его волнует, в чьи руки оно попадет. Наверное поэтому композиторы часто пишут произведения под конкретных исполнителей. Очень счастлив, что многие из них доверяли свои песни Людмиле Георгиевне Зыкиной. Она давала им путевку в жизнь, и становились они народными, так как люди зачастую забывали их авторов. Более полувека поет она на сцене, сохраняя долголетие многим песням.
Каждая ее песня – животворный целебный родник. И этот родник с каждой последующей песней превращается в единый песенный поток, стремительно уносящий меня в юность, в которой коснулся сердца этот дивный голос, чтобы остаться в нем навсегда.
А ведь вошла Людмила Георгиевна в мою жизнь песней «Течет Волга» Марка Фрадкина именно в ту пору, когда мне исполнилось 17 лет, а уже недалек тот час, когда и мне другой мальчишка с далеких плесов подпоет:
Издалека долго
Течет река Волга…
А тогда, в далекие теперь шестидесятые, поставил на проигрыватель пластинку, которую привез брат из России, и с глубины черного диска зазвучал неземной красоты женский голос, который сразу покорил душу и пронзил сердце такой грустью и болью, что на глаза навернулись слезы. И уже виделась величавая Волга с ее живописными берегами и золотистыми закатами. На пластинке прочитал имя исполнительницы: Людмила Зыкина. И вошло это имя в мою жизнь раз и навсегда. Тогда еще не ощущалась быстротечность бытия, казалось, что впереди бесконечность. Это сейчас, с высоты прожитых лет, совсем другое восприятие этой песни.
Перебираю собранные за сорок лет вырезки из газет и журналов, и в который раз словно перелистываю творческий и жизненный путь выдающейся певицы: от токарного станка, за который она стала 12-летней девчонкой в годы войны, до знаменитого Карнеги-Холл. И звучит во мне голос Людмилы Зыкиной, а душа, открытая навстречу ее песне, наполняется трепетом и восторгом.
Свободный полет фантазии устремляется в далекий 1972 год: я - на концерте любимой певицы в городе Черкассы. Зазвучала мелодия русской песни и на залитую огнями сцену областной филармонии вышла певица в ярко-красном платье, отдаленно напоминающем русский сарафан, улыбнулась знакомой миллионам улыбкой и, прикладывая руку к груди, дважды поклонилась, а зрители продолжали аплодировать, благодаря за радость былую и предстоящую. Вскоре зал заполнила песня о замерзающем в степи ямщике. Голос тосковал, бился о стекла, взлетал ввысь и, казалось, еще миг и песня вырвется из замкнутого пространства и улетит в заснеженную даль, где родилась.
Одна песня сменяла другую, уже сцена растворилась в сверкающих огнях рампы и предо мной возникли милые с детства картины: калина, что растет под самым окошком, снег, который медленно и ласково укрывает деревья, сказочный зимний лес, заветная тропинка во ржи, где затерялись следы далекого детства, светящееся в сумерках поле спелой пшеницы… И летели журавли в небе, роняя на землю последний крик, благоухала черемуха, тополя дарили свой пушистый наряд, в молчаливой грусти склонилась березка над солдатской могилой, доносились запахи осенних трав, вдовья печаль черным крылом касалась сердца…
И только бурные овации благодарных зрителей как знак признания в любви певице за ее воистину народный талант и служение высокому искусству, прозвучавшие в заключение концерта, вернули меня в реальность, в филармонию, на сцене которой несколько часов царствовала несравненная Людмила Георгиевна.
Много воды утекло с того времени, но память бережно хранит священные минуты общения с любимой певицей.
Беру в руки один из компакт-дисков Людмилы Зыкиной. Вскоре с его серебристой глубины польется знакомый до боли, неповторимый голос, который на протяжении нескольких десятилетий был и остается моей отрадой и в радости, и в печали. Ее песня, как весеннее половодье, заполнит все естество и унесет бурным потоком в далекое прошлое, в котором осталось детство, юность, первая любовь. И в который раз предстает предо мной образ певицы, влюбленной в родную землю, подарившей ей свой щедрый талант.
« предыдущее . следующее »